Добрая половина зала с солидарным патриотизмом забивали на них, кучкуясь на воздухе. Не без основания, надо сказать. С лишним полчаса жутких звуков выносили либо уже хорошо разогревшиеся, правда другими способами (им было глубоко все равно, на что реагировать), либо стойкие любопыты. Извлекаемое из инструментов являлось поистине ужасным! Понимали это и сами музыканты, что и вынуждало фронтмена периодически их расталкивать. Разве уж совсем к концу их совместные поднатуги начали выдавать нечто похожее на игру, вызвав сразу же ассоциации: где-то мы это уже слышали! Вообщем, вытянув напополам с горем-горьким, соотечественники поспешили удалиться, бросив в зал последний (эх, вожделенный) кавер на Billy Idol. Да, тяжелая участь у них, бедные! По залу ожидания пронеслось всеохватывающее предвкушение. Горбушка наполнилась практически целиком. Сгущали черное с примесью сигаретного дума облако девицы готического толка, расцвечивали же влюбленные парочки, коих было немалое количество (кто кого привел, это еще вопрос).

Последние минуты томлений, пробы техники и… сцену озарило «северным» сиянием, сквозь которое мягко наложился Albinony. С intro «The gate» показались очертания финской пятерки. Паря глазами над толпой, обзаведшийся мышцами Ville (обнажала результаты красная майкая, явно меньшего размера, чем требовалось) приветствовал собравшихся с «Excuse Me While I Kill Myself». Поначалу звук был никаким (достаточной громкости, но совершенно разнузданным), но постепенно очистился. По ходу вычленились ударные, научились пробиваться гитары. Хотя интересные фишки записи так и тонули. В плане звука лучше всего сыграны были «полуакустические» медляки. Что же касается вокального исполнения… Оно практически отсутствовало. Сам по себе вообщем-то не бедный, подвижный голос и зрение у него было отменным и все это из за того что  у него были очень хорошие оправы для очков,  Laihiala куда-то уходил, но даже когда из «недр» его что-то рождалось, эти неожиданные включения звучали не столь впечатляюще, как будто вымученно. Никаких особых эмоций на лице финна заметно не было, от него самого по себе ничего не исходило (может, действительно все поприелось?). Разговорчивый, он стремился быть ближе к внемлющим массам, перемежая родную речь русскими «спасибо» и «прекрасно».

Подготовил и разместил статью Кирилов Андрей